Пролог (часть 1)
[i]Из корчмы несло медовухой. Раздавался нескладный хор пьяный мужиков, смех. Началась очередная сумасшедшая пляска под звуки гуслей и дудок. Плясали так, что аж стёкла в рамах тряслись. Пахарь Бранвен праздновал рождение первенца. Красавица Олуэн подарила ему дочь. «Красавица-красавица! Вся в мать! Вся в мать!» На следующий день Бедвир устроил пирушку всей деревне.
  Крестьянки танцевали во весь дух, мужики пили что было сил, а Бедвир во всё горло нахваливал свою красавицу-жену и дочурку.
-Красавица! Щёчки - маки полевые, пальчики такие маленькие-маленькие, глазки голубые-голубые! Ресницы, прям как у Олуэн, длиннющие-длиннющие! Волосы светлые, густые будут! Коса будет добрая! Пухленькая такая! Не ребёнок – картинка!
-Как нарекли то? – еле шевеля языком, спросил кузнец Наойзе, пытаясь сосредоточить свои раскосые глаза на пахаре.
-Морриган.
-Красиво, - заключил Наойзе, шлёпнулся на стол и захрапел. Замаялся праздновать, понимаешь.
  Гулянка была в самом разгаре. Пьяные мужички решили присоединиться к своим жёнам и тоже стали выделывать кренделя. У них это получалось не так ловко и изящно, как у женщин, но всё равно вскоре они развеселились ещё сильнее, глаза загорелись, ноги не желали останавливаться. Даже старейшина Болотцев Натан и тот выплясывал, что есть мочи. 
  Запасы медовухи быстро утекали в небытие. Исчезали прямо на глазах, а пить наплясавшимся мужикам хотелось всё больше и больше. Вскоре начали травить байки, обсуждать житейские проблемы. Одного полудница чуть не убила, другого лоскотуха  чуть не защекотала, третий фараонку в озере поймал, хоть там сроду их не водилось. 
-Зуб даю! – брызгал слюной Пимен. – Вижу: баба в озере купаецо. Думал сначала в кустах прирятаться, да поглядеть, а она как бултых по воде хвостом! Рыбьим! Да как засмиёццо! Как засмиёццо! Я поначалу пере… кхм… перепугался, а потом подумал: поймаю я вот щаса фараонку, да покажу вам. Вот ведь и вам поглядеть и детворе тожа. Закидь я сеть в воду, сижу, жду. Опять ка-а-а-а-а-ак  бултых! Я потянул, а она сопротивляеццо! Я ещё сильней, евона опять как бултых! Я ещё сильней! Глядь! И прям фараонка! Ну, думаю, попалась! Вытянул её на землю, она мне глазки состроила и смотрит. А я глядь! И нет её уже…
-Хватит нам тут заливать! – стукнул по столу кулаком Ким. Рука у него была будь здоров, так что грохнуло сильно. – Фараонок у нас тут отродясь не видали! Лоскотухи, вот тех полным полно! А вот этих рыбобаб никоды не было!
-А я тебе говорю, видел! Поймал! А она мне разум затуманила и сбёгла!
-Врёшь!
-Не вру!
-А ну я тебе как щас!..
  Тревожный колокол зазвонил неожиданно. Все тут же затихли. Крестьянки перестали плясать, крестьяне – пить, музыканты – играть. Тут же повалили во двор. На наблюдательной вышке виднелась чья-то смутная фигура. Судя по голосу, это был Вавила, семнадцатилетний сын мельника.
-Варвар! Варвар прёт! Бегите! Спасайтесь! Варвар прёт! Варвар!
  Крестьяне тут же протрезвели, крестьянки с визгом бросились по домам за детьми. Небо затянуло тучами, луны не было видно. Во дворах завыли псы, скотина начала беспокоиться.
  Бедвир кинулся бежать к своей избе. Толпа крестьян, охваченная паникой, двигалась в разные стороны, люди, успевшие забраться на лошадей, двигались к воротам.
-Пропустите! – вопил Бедвир. – Пропустите! Дайте пройти! Олуэн! Олуэн!
-Варва-а-а-а-ар!!! Варва-а-а-а-а-ар! Варвар прёт! Ва…
  Вавила вдруг вскрикнул, согнулся пополам и свалился с башни. Из живота его торчала стрела.
  Бедвир продирался через орущую толпу, ругаясь благим матом. Когда он добрался до дверей своей избы, через высокий забор, ограждавший Болотца, полетели горящие стрелы. Крыши, покрытые соломой, тут же вспыхивали, крестьяне заорали ещё сильнее.
  В дверях избы стояла перепуганная Олуэн. Она держала в руках завёрнутую в платок спящую Морриган. Она, казалось, не слышала ни воплей, не шум огня, охвативший крыши. 
-Что случилось? – голос Олуэн дрожал, сама она была белее снега.
-Варвар! Быстрее! Надо бежать!   
  Горящая крыша соседнего дома с шумом провалилась.
  Бедвир выгнал из горящего сарая коня, одев только уздечку, помог Олуэн забраться на буланого и сказал:
-Беги! Беги, что есть духу!
-Куда?
-В Веру! Там я вас найду! А теперь беги!
  Олуэн сильнее прижала к себе дочь и пустила коня галопом.
  Горящие ворота деревни повалились, в Болотца ворвались бандиты шайки Волков. Они ехали на конях и рубали всех. Даже детей. Одна голова летела за другой, земля пропиталась кровью, вопли, плач и смерть. Последними заехали трое. Двое мужчин в берестяных личинах, а между ними на вороном коне Варвара, по прозвищу Варвар. На её лице был широкий, уродливый шрам, который проходил от правого глаза до подбородка. В глазах плясали блики от горящих изб.
  Олуэн резко развернула коня, но путь ей преградили два наездника. Оба они были в личинах.
-Кудай-то ты собралась? – спросил один, перекрикивая крики и шум пожара.
  Молодая мать сильнее прижала к себе дочь, тяжело дышала и лихорадочно соображала, что ей делать.
  Бедвир напал сзади. Он метнул в бандита топором, которым попал ему прямо в голову. Олуэн тихо вскрикнула, вновь развернула своего коня и поскакала куда-то прочь, сквозь орущую толпу, мимо хохочущих разбойников. Впереди уже маячил выход, никто не мешает. Дочка пошевелилась во сне. Она должна была выжить. Олуэн прибавила скорости. «Я спасу тебя, доченька!» 
  Вдруг конь захрипел и резко упал, придавив собой Олуэн и Морриган. В боку лошади торчала стрела, обрамлённая перьями. Раздался холодный женский смех. Варвара подъехала ближе. Она держала в руках лук и смеялась. Дьявольским смехом. Глаза горели от удовольствия.
-Собралась убежать? – насмешливо спросила атаманша.
  Олуэн прикрыла собой дочь и волком смотрела на женщину.
-Чего ты меня глазами сверлишь?
  Вдруг она вытянула из колчана стрелу, натянула тетиву и выстрелила куда-то в другую сторону. Тут же послышался вскрик, затем хрип. Всё это произошло за доли секунды.
  Олуэн попыталась вылезти  из-под коня, который ещё шумно дышал, но не смогла.
-Вот уроды, - пробурчала под нос Варвар.
  Атаманша объехала подыхающего коня и встала около Олуэн. Долго смотрела на неё, слабо улыбалась.
   Жена пахаря отчаянно пыталась выбраться из-под коня, прикрывая собой дочку. К глазам подступили слёзы.
«Я не хочу умирать!»
-Отпусти! – взмолилась Олуэн. – Отпусти, милостивая государыня! Не погуби! У меня дитё малое! Пусти!
  Варвар смотрела на неё холодными чёрными глазами.
-Пусти! – прошептала Олуэн. По щеке потекла слеза. Морриган шевелилась во сне. Маленькая, беззащитная. – Пусти…
-Петь умеешь? – неожиданно спросила Варвара.
-Что?
-Я спрашиваю, петь умеешь?
  Олуэн не понимала, к чему задаёт этот вопрос атаманша. Она молча кивнула.
  Варвар снова улыбнулась, на этот раз, открыв ровные белые зубы, громко свистнула.  Подъехал один из разбойников.
-Вытащи её и отвези в лагерь, - приказала атаманша. – Посадишь в клеть.
  Мужчина кивнул и слез с коня. Он помог Олуэн вылезти, поставил её на ноги. Женщина покрепче прижала дочку и поклонилась Варвару.
-Спасибо, государыня.
  Когда разбойник усадил её на своего скакуна, атаманша холодно произнесла:
-Ребёнка мне.
  Мужчина вырвал из рук Олуэн Морриган.
-Нет! Нет! Отдайте её мне! Отдайте! Доченька! Верните!
-А ну, замолкни! – разбойник со всей силы шлёпнул её по щеке раскрытой ладонью. Олуэн упала коню на шею и заплакала.
  Морриган проснулась. Она громко заплакала, словно ударили не мать, а её. Разбойник отдал Варвару девочку.
-Теперь скачите.
-Верните дочку! Верните!
-Я сказал тебе, замолкни!
  Ещё одна оплеуха. Слёзы хлынули сильней. Мужчина вскочил на коня, сдержал пытавшуюся спрыгнуть Олуэн и пришпорил коня.
  Деревня отдалялась, крики затухали, огонь казался не таким ярким. Обессилившая Олуэн повисла в руках разбойника. Доченька осталась там. Одна.

  Девчонка ревела, орала дурниной и извивалась в руках Варвары. Болотца остались позади, довольные Волки ехали весело, с песнями, везя на конях награбленное добро.  Гверн ехал рядом с атаманшей, держа в руках берестяную личину и время от времени поглядывая на женщину.
-Никак в толк не возьму, - пробурчал в усы Гверн, - на кой чёрт тебе сдалась эта мелочь.
-Если я взяла, значит так надо. Ясно тебе? – Варвар метнула в   разбойника испепеляющий взглядом. – Она есть хочет. Эй! Вы двое! Бегом на мельницу за молоком! Остальные на привал!
  Остановились около Янтаря – полноводной реки к югу от Болотцев. Разбойники уселись вокруг огромного костра, горланили свои разбойничьи песни и пили самогон. Варвара села на попону под раскидистым дубом. Девочка немного успокоилась, но всё ещё била ручонками. Что-то её беспокоило.
  Вскоре вернулись те двое, что ездили к мельнику за молоком.
-Эй! – выкрикнула Варвара. – Подогрейте молока и принесите мне мой полушубок! Живей-живей! Чего ползаете, аки мухи! А мне плевать, что мухи не ползают! Ещё раз возразишь – поплывёшь вниз по течению брюхом вверх! Вы что, сдурели! Молоко же кипит! А не знаю, как вы его остужать будете! Чтоб через минуту у меня молоко в руках было! Ну, где там мой полушубок? Ну, наконец-то! Чего так долго? Потерпи, малютка. Сейчас теплее станет.
  Варвара завернула девочку в свой полушубок, прижала к себе и стала качать, похлопывая ладонью по спинке. 
-Ну что, соколица? Сейчас поедим. Где там молоко? Ну, вот. Уже что-то. Ну, кушать будем? Вот и славно.
  Гверн, Правая Рука атаманши шайки Волков, долго наблюдал за действиями Варвары. Она не зря носила своё прозвище – Варвар. Женщина отличалась особой жестокостью по отношению к крестьянам, к дворянам, даже к детям. После её налётов не оставалось ни одной живой души. А тут злобная атаманша сюсюкалась с малюсенькой девчонкой, отобранной у какой-то крестьянки. Не родная дочь, не сестра, даже не племянница.
  Наевшись, девочка, наконец, успокоилась. Варвара осторожно покачивала её и (не может быть!) начала петь колыбельную. Правая Рука чуть с пня не упал, но говорить ничего не стал. Потому что знал, что если Варвара рассердить, то точно тут же окажешься на колу. Поэтому просто слез с пня, подошёл к костру, лёг и почти тут же захрапел.

  Варвара не всегда была Варваром. Дворянка по происхождению, она всегда была нежной и заботливой. И поместье было, и семья, и… маленькая дочь. Но мужа убили завистники, поместье отняли какие-то новоиспечённые «родственники», и она с малышкой вынуждена была скитаться по землям Междуречья. Вскоре дочка умерла от чумы. Варвара, убитая горем, пошла, как говорится, куда глаза глядят. Приют она нашла там, где меньше всего ожидала. В шайке Волков под руководством Овайна, по прозвищу Бешеный. Ни раз Варвара (уже тогда прозванная Варваром) вытягивала атамана из передряг. Стала его Правой Рукой. А после смерти Бешеного заняла его место. Воистину варварским способом расправилась с людьми, сломавшими её жизнь. Одного живьем распяла на кресте и оставила в поле на съедение воронам, другого привязала к двум лошадям и разорвала, третьего вместе с женой и двумя детьми сожгла в доме. «Пустила красного петуха» как любили выражаться. Жила, разбойничала и горя не знала. Разбойники её уважали (или всё-таки боялись?), еды в достатке, украшений выше крыши. Живи – не хочу!